"Юстас - Алексу"?
Apr. 15th, 2016 09:46 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
yuri_loskutovНижеследующий текст Фёдора Мельникова из книги "Спутник религиозника-христианина" подозрительно напоминает истории из книг про шпионов. А что было на самом деле в этих бумагах Мельникова? И были ли они на самом деле утеряны, а не сознательно переданы?
"С 1925 года по 1930 (второй половины) я прожил на Кавказе, занимаясь там пчеловодством: жил в станице, а другие полгода — в степи, со своими дорогими пчелками, медоносными кормилицами. Была возможность и тут работать литературно, но с большой осторожностью и с опасностью быть выданным врагам. Я почти непрерывно получал все безбожные издания советской власти, все атеистические журналы и газеты и немало книг научного содержания. Читал я и изучал всю эту литературу без устали, с радостью, накопляя богатый и разнообразный материал в опровержение безбожия. Я все ждал вместе с миллионами русских людей, что вот-вот падет убийственный режим безбожной власти и настанет в стране родной свобода, и тогда явится возможность выступить с обличениями гнусного безбожия безбоязненно и с сильным духовным орудием. Но шли годы, все мрачнее и отчаяннее один другого. Наступила коллективизация. Стало страшно и жутко жить: кругом шли расстрелы, высылались неизвестно куда целые станицы зажиточных казаков, где они гибли тысячами; разорялась вся страна под дьявольским гнетом осатанелого врага народа и всего человечества. В то же время усилилась безбожная пропаганда.
Воинствующий Союз безбожников выпускал все новые безбожнические книги, брошюры, листовки, увеличивал тиражи атеистической журналистики, появились всевозможные руководства для безбожных агитаторов-пропагандистов под разными названиями, главным образом, СПУТНИКОВ: «Спутник коммуниста», «Спутник атеиста», «Спутник антирелигиозника», «Спутник агитатора» и т. д. Все эти «Спутники» я имел под руками, и мне захотелось написать Спутник религиозника-христианина. Опровергнуть безбожие не стоило большого труда: все эти безбожнические «Спутники» наполнены были одной лишь ложью, вымыслами и клеветой на религию, преимущественно, христианскую. Ничего серьезного, тем более научного в них не было. В своем же Спутнике я задумал дать серьезное и вполне научное обоснование религии, притом в таком изложении, которое было бы понятно для всякого грамотного человека. Эта последняя задача была трудной, ибо нужно было выяснить глубочайшей важности богословские и философские предметы и вопросы. Простыми словами этого не сделаешь. Но у меня были тысячи выписок из советских изданий как научного содержания, так и безбожнического. Я ими и решил воспользоваться для моего «Спутника», доказать в нем, что даже советские книги, брошюры и журналы свидетельствуют о бытии Божием.
Весь бывший у меня под руками материал я обработал, подобрал его по отделам и вопросам и приступил к задуманной и обдуманной работе. Писать днем было опасно, ибо на пасеку заглядывали иногда красные власти. Они могли захватить меня на такой работе, и тогда — прощай свет Божий: и я был бы расстрелян, да и все друзья мои и покровители, и даже соседи пострадали бы из-за меня. Я начал писать поэтому ночью, в своем походном шалаше, при тусклом свете керосиновой лампочки. Но вскоре пришел ко мне ночью ближайший сосед-пчеловод и предупредил: «Опасное дело вы делаете, чоканье вашей пишущей машинки в ночной тишине очень далеко слышно и может заинтересовать проезжих, а проезжие могут быть и красные. Тогда и вам достанется, да и нас не помилуют». Я прекратил ночную работу на машинке, стал писать днем. Писал я с большой опасливостью, чуть ли не каждую минуту выглядывая из своего шалаша: не едет ли кто к нам на пасеку, не идет ли подозрительный человек?
Машинки мне было не жаль. Я очень дорожил своим материалом и боялся его держать ночью при себе. На ночь я убирал его под крышку какого-либо улья. Это была довольно большая кипа восьмушечных листов. На рассвете я брал этот материал и продолжал писать свой Спутник. Работа продвигалась медленно, ибо от нее отвлекали разные обстоятельства и главным образом тормозила ее напряженность нервов и внимание к опасности. Однако было уже написано мною 80 четвертушек, и я надеялся до завершения пчеловодного сезона закончить Спутник. Но эту работу мою постигло невыразимое несчастье. В последнее утро (последнее для моего Спутника и горькое для меня) подхожу я к тому улью, в котором хранилось мое сокровище — материал для Спутника, чтобы забрать его, и вижу: улья нет. Я прямо-таки остолбенел: не верю своим глазам, начал пересчитывать ульи, в каждом открывая крышку — не тут ли мой материал? От горя, которое меня тогда охватило, я потерял способность соображать, «голову потерял», как говорят о таких состояниях. Ясно было для меня только одно, самое тяжелое: вместе с ульем уворован и мой материал, то, что составляло для меня великую ценность, которой не приобретешь ни за какие деньги и которая нигде не продается. Опомнившись немного, я стал утешать себя надеждой: авось я еще отыщу уворованный материал. Вору, укравшему его, он был не нужен. Он ошибся: несомненно, он рассчитывал найти в моей кипе материала деньги — советские червонцы или даже золото, а нашел ненужные ему бумажки. Пошел я бродить по обширной степи, окруженной цепью гор, сначала к ближним соседям, пчеловодам и землепашцам, потом и к дальним, рассказывая им о своем горе и умоляя их помочь мне разыскать мое бесценное сокровище, никому из них не нужное. Обещал я за него всю свою пасеку. Долгими днями я продолжал эти поиски, не пил, не ел и страшно тосковал. Но никто не откликнулся на мое тяжкое, невыразимое горе. Долго еще это горе меня мучило и разрывало мое сердце. Но наконец я успокоился, отдавшись на волю Божию.
Какой там был материал в опровержение безбожия! Это было усердное и любовное накопление в течение 12 лет, изо дня в день. И все погибло в один миг по воле какого-то неведомого злодея. Бог ему судия! В непостижимом промысле Божием и этому нужно было случиться. Так мой Спутник и остановился в самом начале своего пути. Сделал он только несколько шагов: я успел написать лишь «Вступление « к нему — 12 главок. Это уцелело только благодаря тому, что было положено под крышку другого улья, далекого от того, в котором хранился погибший материал".
"С 1925 года по 1930 (второй половины) я прожил на Кавказе, занимаясь там пчеловодством: жил в станице, а другие полгода — в степи, со своими дорогими пчелками, медоносными кормилицами. Была возможность и тут работать литературно, но с большой осторожностью и с опасностью быть выданным врагам. Я почти непрерывно получал все безбожные издания советской власти, все атеистические журналы и газеты и немало книг научного содержания. Читал я и изучал всю эту литературу без устали, с радостью, накопляя богатый и разнообразный материал в опровержение безбожия. Я все ждал вместе с миллионами русских людей, что вот-вот падет убийственный режим безбожной власти и настанет в стране родной свобода, и тогда явится возможность выступить с обличениями гнусного безбожия безбоязненно и с сильным духовным орудием. Но шли годы, все мрачнее и отчаяннее один другого. Наступила коллективизация. Стало страшно и жутко жить: кругом шли расстрелы, высылались неизвестно куда целые станицы зажиточных казаков, где они гибли тысячами; разорялась вся страна под дьявольским гнетом осатанелого врага народа и всего человечества. В то же время усилилась безбожная пропаганда.
Воинствующий Союз безбожников выпускал все новые безбожнические книги, брошюры, листовки, увеличивал тиражи атеистической журналистики, появились всевозможные руководства для безбожных агитаторов-пропагандистов под разными названиями, главным образом, СПУТНИКОВ: «Спутник коммуниста», «Спутник атеиста», «Спутник антирелигиозника», «Спутник агитатора» и т. д. Все эти «Спутники» я имел под руками, и мне захотелось написать Спутник религиозника-христианина. Опровергнуть безбожие не стоило большого труда: все эти безбожнические «Спутники» наполнены были одной лишь ложью, вымыслами и клеветой на религию, преимущественно, христианскую. Ничего серьезного, тем более научного в них не было. В своем же Спутнике я задумал дать серьезное и вполне научное обоснование религии, притом в таком изложении, которое было бы понятно для всякого грамотного человека. Эта последняя задача была трудной, ибо нужно было выяснить глубочайшей важности богословские и философские предметы и вопросы. Простыми словами этого не сделаешь. Но у меня были тысячи выписок из советских изданий как научного содержания, так и безбожнического. Я ими и решил воспользоваться для моего «Спутника», доказать в нем, что даже советские книги, брошюры и журналы свидетельствуют о бытии Божием.
Весь бывший у меня под руками материал я обработал, подобрал его по отделам и вопросам и приступил к задуманной и обдуманной работе. Писать днем было опасно, ибо на пасеку заглядывали иногда красные власти. Они могли захватить меня на такой работе, и тогда — прощай свет Божий: и я был бы расстрелян, да и все друзья мои и покровители, и даже соседи пострадали бы из-за меня. Я начал писать поэтому ночью, в своем походном шалаше, при тусклом свете керосиновой лампочки. Но вскоре пришел ко мне ночью ближайший сосед-пчеловод и предупредил: «Опасное дело вы делаете, чоканье вашей пишущей машинки в ночной тишине очень далеко слышно и может заинтересовать проезжих, а проезжие могут быть и красные. Тогда и вам достанется, да и нас не помилуют». Я прекратил ночную работу на машинке, стал писать днем. Писал я с большой опасливостью, чуть ли не каждую минуту выглядывая из своего шалаша: не едет ли кто к нам на пасеку, не идет ли подозрительный человек?
Машинки мне было не жаль. Я очень дорожил своим материалом и боялся его держать ночью при себе. На ночь я убирал его под крышку какого-либо улья. Это была довольно большая кипа восьмушечных листов. На рассвете я брал этот материал и продолжал писать свой Спутник. Работа продвигалась медленно, ибо от нее отвлекали разные обстоятельства и главным образом тормозила ее напряженность нервов и внимание к опасности. Однако было уже написано мною 80 четвертушек, и я надеялся до завершения пчеловодного сезона закончить Спутник. Но эту работу мою постигло невыразимое несчастье. В последнее утро (последнее для моего Спутника и горькое для меня) подхожу я к тому улью, в котором хранилось мое сокровище — материал для Спутника, чтобы забрать его, и вижу: улья нет. Я прямо-таки остолбенел: не верю своим глазам, начал пересчитывать ульи, в каждом открывая крышку — не тут ли мой материал? От горя, которое меня тогда охватило, я потерял способность соображать, «голову потерял», как говорят о таких состояниях. Ясно было для меня только одно, самое тяжелое: вместе с ульем уворован и мой материал, то, что составляло для меня великую ценность, которой не приобретешь ни за какие деньги и которая нигде не продается. Опомнившись немного, я стал утешать себя надеждой: авось я еще отыщу уворованный материал. Вору, укравшему его, он был не нужен. Он ошибся: несомненно, он рассчитывал найти в моей кипе материала деньги — советские червонцы или даже золото, а нашел ненужные ему бумажки. Пошел я бродить по обширной степи, окруженной цепью гор, сначала к ближним соседям, пчеловодам и землепашцам, потом и к дальним, рассказывая им о своем горе и умоляя их помочь мне разыскать мое бесценное сокровище, никому из них не нужное. Обещал я за него всю свою пасеку. Долгими днями я продолжал эти поиски, не пил, не ел и страшно тосковал. Но никто не откликнулся на мое тяжкое, невыразимое горе. Долго еще это горе меня мучило и разрывало мое сердце. Но наконец я успокоился, отдавшись на волю Божию.
Какой там был материал в опровержение безбожия! Это было усердное и любовное накопление в течение 12 лет, изо дня в день. И все погибло в один миг по воле какого-то неведомого злодея. Бог ему судия! В непостижимом промысле Божием и этому нужно было случиться. Так мой Спутник и остановился в самом начале своего пути. Сделал он только несколько шагов: я успел написать лишь «Вступление « к нему — 12 главок. Это уцелело только благодаря тому, что было положено под крышку другого улья, далекого от того, в котором хранился погибший материал".
